ПСЫ ВОЕННОЙ ЖУРНАЛИСТИКИ

Спецвыпуск Xakep, номер #018, стр. 018-016-2

Нас не любят и опасаются другие официальные органы и организации. Несмотря на нашу малочисленность, нас хорошо знают в «западных» компаниях, и, в случае нашего задержания, те могут поднять крик на весь мир.

Русские сотрудники компаний, которые попали туда благодаря «мохнатой» лапе или через Управление дипломатического корпуса, негласного филиала бывшего КГБ, также не питают к нам теплых чувств, потому что мы ни от кого не зависим и не метем хвостом перед иностранцами.

Как попадают в «стрингеры»? По-разному. Среди нас почти нет журналистов с университетским образованием. Люди с такими дипломами как-то не приживаются в «экстремале». Есть инженер-недоучка, есть режиссер, есть - военный моряк, учитель, «бытовой» фотограф...

Особенный расцвет «стрингерства» пришелся на конец 80-х и начало 90-х годов. Собственно, внештатные корреспонденты газет и журналов существовали и раньше, но именно «стрингеры» первыми проникли в район аварии Чернобыльской АЭС. Их съемки потрясли мир, который буквально на второй день узнал о катастрофе, постигшей планету. И хотя все западные страны уже видели эти страшные в своей непричесанности, простреленные радиацией кадры ядерного Апокалипсиса, ничего не ведавшие - Россия, Украина и Белоруссия - праздновали Первомай.

Наверное, черный день Чернобыля можно считать днем рождения «стрингерства» в России. Потом начала «крепчать» дружба народов СССР, и окраины советской империи окрасились огнем и кровью.

Профессия репортера требует не только самоотдачи, то есть - отдачи самого себя. "Невелика потеря, - скажешь ты, - всякая профессия требует самоотдачи". Всякая, но не настолько. Профессия становится образом жизни и способом существования. Скорее и вернее всего, это может выразить жена, оставшаяся верной профессии, избранной мужем.

Как ни странным это покажется, но репортер-стрингер - это, по натуре своей, очень одинокий человек. Да - есть жена, семья... Есть, но они существуют где-то там, в другом измерении. Ты здесь в короткие часы и минуты отдыха, что-то делаешь в семье, но мозг твой - далеко отсюда. Он переживает и анализирует события предыдущей командировки либо готовится к следующей.

Когда число погибших в кадрах начинает переваливать за критическую отметку, в голове как будто щелкает переключатель, и мозг перестает воспринимать страдания. И это - у меня, пришлого, чужого человека, «наблюдателя» на чужой войне. Начинаешь работать механически, отстраненно. Из-за этого кадры получаются технически совершенные, но из них уходит что-то неуловимое, то, что называют «божьей искрой».

Я, возможно, выражу крамольную мысль, сказав, что только в одном случае из десяти журналисты становятся жертвами роковой случайности или злой воли. В остальных девяти случаях они гибнут или попадают в неприятности из-за собственного непрофессионализма. В каждой работе есть свои «правила» - дорожного движения, техники безопасности, - которые необходимо соблюдать. Правда, в нашем случае сначала их надо для себя написать. Никогда и никому не придет в голову идея сунуть пальцы во вращающийся шпиндель токарного станка или под зубья циркулярной пилы. Или поехать на машине по встречной полосе движения. Зачем же совать голову в шестеренки огромной государственной машины? Чтобы потом кричать, что тебя ненароком или намеренно придавило? Все эти «детские» крики - твой, прежде всего твой непрофессионализм.