Тайна исповеди

Спецвыпуск Xakep, номер #028, стр. 028-116-4

- Мальчика шести лет. Маленького Моргана Канта.

Рубец на шее медленно наливался кровью...

* * * * *

Проблема обозначилась к концу третьего месяца полета. Сам Дэвидсон ощутил присутствие чего-то непонятного гораздо раньше, заметив холодок в груди при воспоминаниях о доме. Ему очень хотелось подойти к огромному экрану, имитирующему иллюминатор, и увидеть там не неподвижную звездную бездну, перечеркнутую дугой Млечного пути, а Землю - оставленную где-то далеко-далеко, любимую, теплую, голубую... Но ее там не было.

Холод проникал, как казалось Лайму, сквозь этот экран внутрь корабля. Находясь в Детском Зале, учитель не так остро чувствовал ограниченность пространства мчащегося в космосе корабля - но стоило рабочему дню окончиться, стоило всем матерям забрать своих чад назад, и клаустрофобия овладевала им, захватывая рассудок целиком.

Вначале он пытался контролировать это ощущение, изучая феномен боязни замкнутых пространств в справочниках, беседуя с корабельным психологом на отвлеченные темы (лишь бы слышать человеческую речь, видеть перед собой понимающие глаза). Дэвидсону вообще все вначале показалось странным - ведь, находясь на Земле, он прошел тест на то заболевание, которым страдала его душа; он жил в закрытой лаборатории в Пенсильвании в течение трех месяцев на глубине двухсот метров в коллективе двенадцати человек, выполняя все те же обязанности, что и сейчас - из двенадцати человек двое были детьми десяти и одиннадцати лет. У педагога все получалось; ни на секунду ни он сам, ни наблюдатели от НАСА не заподозрили ничего, хоть отдаленно напоминающего клаустрофобию. Лайм вообще был идеальным во всех отношениях - около трех лет назад ему вырезали воспаленный аппендикс, никогда в жизни он не получал сотрясения мозга, все суставы работали в полном объеме, время реакции было близко к тому, что показывают на тестах пилоты - короче, обузой в космосе он мог стать с очень маленькой долей вероятности. И вот случилось...

Хуже всего было то, что дети, ради которых он и полетел, поглощали огромное количество той жизненной силы, которая могла помочь Лайму бороться со своим недугом. Дэвидсон понимал, что так долго продолжаться не будет; когда-нибудь наступит переломный момент, рассудок учителя не справится с такой нагрузкой, какой оказался замкнутый мир звездолета в миллионах и миллиардах миль от Земли. Каждый вечер, возвращаясь в свою комнату на Семейном Ярусе (он был одинок, но жил там же, где и большинство детей, чтобы всегда быть рядом), он мечтал об одном - вернуться домой, в Вашингтон. Защелка дверного замка, отгораживая его от малолюдного коридора, пробуждала к жизни все его страхи.

Он медленно опускался в кресло в дальнем углу комнаты, включал «квадро», которое тут же наполняло пространство вокруг учителя картинами, запахами, шумом дикой природы, заставляло хоть ненадолго, но окунуться в мир родной планеты. Так он ухитрялся продержаться примерно час-полтора, прогуливаясь из угла в угол по девственному сибирскому лесу или по берегу Миссисипи. Потом их лечебное воздействие ослабевало - он начинал замечать сквозь стволы деревьев обшивку стен, команда голосом выключала красоту природы и возвращала в мрачный мир одиночества. В среднем раз в два-три дня Дэвидсон не выдерживал нагрузки на психику, выходил в коридор и бродил там, хоть на чуть-чуть освобождаясь от ощущения замкнутости комнаты.