Убей меня нежно

Niro

Спецвыпуск Xakep, номер #044, стр. 044-106-4

Он мечтал повернуть свою жизнь вспять – чтобы каждый день отнимал из его жизнь двадцать четыре часа, постепенно ввергая в детство, в счастливое непонимание происходящего, туда, где далеко-далеко остались родители, школа, друзья, где не было ничего – ни этой проклятой сирены, ни уколов в шею, ни лампочки, НИЧЕГО!

Но каждую полночь он становился старше еще на один день. При этом он понятия не имел, когда же там, за окном, полночь. Где-то внутри стрелка сдвигалась еще на одно деление – и он ждал, ждал... Ждал, когда к нему снова войдут и поведут за собой.

Он не понимал, что происходит, только первые пару месяцев. Потом, поняв и оценив весь ужас своего положения, он стал бороться. Бороться так, как ему позволяло его положение. Он сопротивлялся, он отказывался, он дрался, он пытался убить себя.

Безрезультатно. Те, кто работал с ним, стали осторожнее, внимательнее, ПО-ЗВЕРИНОМУ ЗАБОТЛИВЕЕ. Ни вскрыть себе вены, ни повеситься – ничего. Разбить голову об стену у него не хватило духу – он даже представить себе не мог, что эту процедуру надо будет проделать несколько раз, чтобы уж наверняка. И он оставил свои попытки, предоставив богу возможность вершить правосудие.

Он не смирился со своим положением, нет – просто он решил ждать. Ждать столько, сколько потребуется; до тех пор, пока не умрет. А это могло случиться в любую секунду – там, в стеклянной комнате с проводами. Там умирал всегда тот, кто сидел в правом кресле, привязанный ремнями и зажатый намертво металлическими креплениями. Тот, кто сидел в левом, неизменно оставался в живых.

Он всегда возвращался из этого кресла в свою комнату под лучи яркой лампочки, ложился на кровать, закрывал глаза и отпускал грехи еще одному.

За последние пять лет и девять месяцев (сам он не знал этого срока, отмерив себе примерно шесть с половиной лет – настолько тяжким бременем была его жизнь, что он ошибался очень и очень прилично) – за это время он отправил на тот свет двести пятьдесят восемь человек. В среднем одного в неделю.

Это было число, в подсчете которого он не мог ошибиться. Каждый раз, когда острый шип вонзался куда-то в основание шеи, он слышал чью-то речь, обращенную не к нему. "Именем Российской Федерации... Согласно... Номер двести двадцать три... Привести..." А потом он вдруг видел перед собой какие-то кровавые картины, заполняющие сознание – не его, нет, чужое, того человека с другого кресла. И тогда он начинал кричать и вырываться.

И только тогда его били. Сильно били. По пяткам.

Короче, в этой жизни был только один предмет, который он искренне ненавидел.

РЕЗИНОВАЯ ДУБИНКА.

Все остальное – в том числе и себя – он просто презирал.

* * * * *

- Мне иногда кажется, что он сломается. Как обыкновенная игрушка, - произнес человек в клетчатом пиджаке, стоя спиной к своему собеседнику. Тот, в отличие от говорившего, был в форме – светло-серой, "мышиного" цвета, с ярко начищенными знаками отличия и крупными звездами на погонах. – Просто в один из дней мы придем к нему – а он будет смотреть остекленевшими глазами в потолок. И причина смерти будет не установлена. Что-то вроде внезапной коронарной смерти. Сердце остановилось, не выдержав всего того, что приняло на себя в виде чертовски страшного груза – и вот мы снова у разбитого корыта...