КАК ХОРОШИ, КАК СВЕЖИ БЫЛИ РОЗЫ...

Спецвыпуск Xakep, номер #041, стр. 041-120-7

Он принял свою новую работу целиком и полностью. Кладбище стало для него новым домом - как раньше было работой. Он не охранял его - он им жил. По ночам он был здесь единственным живым существом, не считая стай бродячих собак.

Зарплата была мизерной - и то, чем он раньше брезговал, стало его кормить. Руки сами спокойно укладывали в холщовую сумку взятые с могил конфеты, печенье, в глотку отправлялись налитые до краев рюмки. Если на чьих-то поминках в годовщину смерти накрывались столы, - а у "новых русских" это практиковалось не первый год - то добыча была, безусловно, более шикарной. В своем календаре такие дни он отмечал ярко-красным фломастером, никогда про них не забывая (и зная, что и другие не забудут, уж очень сильны были у людей подобного склада привычки и предрассудки, гуляли они на могилах от души, с песнями, криками и стрельбой).

Короче, жить он научился. Правда, иногда приходилось выполнять свои прямые обязанности - ночные обходы, уборка прилегающих территорий, заготовка резины на зиму; однако все это занимало лишь незначительную часть его времени. Кладбище поглотило его целиком - он изучал ограды, памятники и надписи на них, привыкал к вкусам тех, кто приходил поминать усопших (кто какие цветы любит, кто что пьет и в каких количествах; никогда не забывал за день-другой до прихода людей к своим родственникам прибрать столы и скамейки, выгрести мусор, чем приятно удивлял - за что и бывал вознагражден; а уж просить он научился, делал это с навыками высшего пилотажа и не стыдился ничего - ни денег, ни обглоданных окорочков, ни расплесканной нетвердой рукой чарки).

Нельзя сказать, что жизнь его радовала. Жить среди мертвых - кому такое будет по душе? Временами, сидя за столом в своем домике за очередной бутылкой какой-нибудь дешевой настойки, он вспоминал те дни, когда был независим, молод, полон сил - и пьяные слезы бередили его душу, вырывая из глубин сознания радужные воспоминания, смешивающиеся с воем собак за окном.

Вот и сейчас - двигаясь по маршруту, который, как он знал, был кратчайшим для его нужд, он тоскливо вспоминал прошлое, вытесненное из его жизни траурной музыкой, пьяными толпами и жестяными венками, обмотанными черными лентами. Спирт, еще несколько минут назад вытеснивший половину подобных воспоминаний, внезапно испарился, мозги просили еще.

На могильной плите он видит полную рюмку прозрачной белой жидкости, блюдце с печеньем, конфетами; ветер потихоньку ворошит твердые листья искусственных цветов. Шаг непроизвольно ускоряется, тележка стукается об ограду и выскальзывает из рук, но он не замечает этого; калитка жалобно скрипит, впуская его на огороженную территорию, рюмка сама взлетает вверх, к трясущимся губам, после чего содержимое ее исчезает в глотке. Аккуратно вытерев губы, он поднимает блюдце, жадно хватает печенье и, разбрасывая вокруг себя огромные крошки, перемалывает его оставшимися еще зубами.