НАСТОЯЩИЙ ПОЛКОВНИК

Niro

Спецвыпуск Xakep, номер #035, стр. 035-120-1

За окном моросил мелкий дождик, настолько мелкий, что казался просто водяной пылью. Полковнику так и хотелось прижаться лбом к холодному стеклу, чтобы шестым чувством ощутить эту мерзкую взвесь брызг сквозь прозрачную преграду. В нем боролись два желания - выйти под дождь и насквозь пропитаться мелкими капельками или остаться дома – навсегда. Никогда не высовывать носа за дверь. В груди кольнуло. Чуть-чуть, самую малость. Полковник незаметно для адъютанта скрипнул зубами. Старость начинается тогда, когда ты вдруг замечаешь, что у тебя есть сердце… Сорок четыре года – маловато для старости. Хотя, кто знает – может быть, в самый раз.

Фотография. В книжном шкафу за стеклом. Молодой парень в летной форме с капитанскими погонами. Там, на фотографии, все еще живы… И никто не виноват. «Понимаете, искусственный интеллект…» Не распознал. Ошибся. С кем не бывает.

Рядом с фотографией – две медали. Причем одну из них Кузнецов вынужден был всегда прятать, если приходили нежданные и непосвященные гости. Нельзя было. На медали – название города, в котором официально русских не было никогда. «Над всей Испанией безоблачное небо».

Полковник прикоснулся кончиками пальцев к стеклу. На улице действительно было прохладно, осенний ветер ворошил листву; короче, “Болдинская осень”. Пушкин в такую погоду, наверное, писал что-нибудь очень и очень пессимистичное – а вот полковнику Кузнецову надо было сосредоточиться и вызвать в сознании светлые и прекрасные мысли, что-нибудь о цветах и бабочках.

За спиной раздался шорох – адъютант, устав ждать, начал ерзать на табуретке у двери. Кузнецов немного повернул голову в сторону – шорох прекратился; прапорщик почувствовал недовольство начальника, напрягся, даже дышать стал тише. Уходить не хотелось – и не потому, что над Кузнецовым довлело какое-то предчувствие, нет. С ним просто случилась метаморфоза на уровне менталитета – ему надоела война. Она так долго продолжалась, что даже солдаты, подобные Кузнецову, устали от нее...

- Пора, господин полковник, - опасаясь гнева начальства, тихо проговорил адъютант. - Машина прогрета. Зонт не забудьте...

- Не забуду, - буркнул Кузнецов. - Где фляжка?

- Я... - засуетился на табуретке прапорщик. - Вам нельзя, господин... полковник... Врач... Вы же...

- Да, - коротко отрезал Кузнецов. - Где фляжка?

Адъютант не стал сопротивляться дальше. Откуда-то из глубин кителя на свет была извлечена серебристая сверкающая посудина, не издавшая ни единого всплеска, так как была наполнена под завязку. Полковник протянул руку, привычным движением отвинтил красивую ребристую крышечку, поднес фляжку к губам. По всему телу разлилось тепло, удары сердца стали ровнее - насыщеннее, что ли.

Кузнецов вышел на улицу следом за прапорщиком. «Лендровер» урчал у подъезда, радуя глаз полковника выправленным правым крылом (после того, как в День Победы Кузнецов решил вспомнить, что же это такое – держать в руках НАСТОЯЩИЙ руль – машина почти две недели простояла в ремонте. Полковник перевернулся дважды, так и не поняв, что же случилось с неожиданно ставшей упрямой машиной). Водитель, увидев командира, подобрался, приглушил радио, машинально поправил сиденье рядом с собой.