Ночная работа

niro (niro@real.xakep.ru)

Спецвыпуск: Хакер, номер #061, стр. 061-120-2

Вот и сегодня к нему вернулось давно забытое чувство: "Кого там еще принесло на ночь глядя?" Правда, помощи просил его коллега, подчиненный, это накладывало определенные обязательства. В таких случаях нужно молча идти и делать свое дело, беря часть ответственности или всю на свои плечи. Вполне возможно, что мнение Тушина окажется последней инстанцией, которая снимет все возникшие вопросы. Иногда было достаточно только его имени и авторитета. Из головы не выходило то, что Смирнов даже не стал ничего объяснять по телефону – он просто поставил Тушина перед фактом. Дело, по мнению Венечки, того стоило.

Петр Михайлович оделся, вышел во двор. "Ракушка" стояла прямо напротив подъезда, желать более удачного расположения гаража было трудно. Металлическая дверца лязгнула, складываясь, из темноты показался капот его "Ауди".

Машина мягко выехала из гаража. Тушин, продолжая рассуждать по себя о том, что же могло случиться, сел за руль и направился к своему месту работы, где его ждал Венечка Смирнов.

В пути он долго размышлял о том, по каким причинам решил сменить свою работу, такую беспокойную и нужную, нужную до слез, до криков и мольбы профессию врача скорой помощи, на... Как бы это помягче выразиться...

- Да говори уже прямо, - вслух сказал Тушин. – Надоело тебе слушать все эти крики и видеть все эти слезы. Надоело. Хотя неужели на новом месте этих слез стало меньше?

По сути дела, ответ был положительный. Меньше. Реально меньше. Да и эти слезы были какими-то уравновешенными, что ли. Сам Тушин старался не замечать их, считая все это издержками профессии, к людям не выходил, ничего никогда не рассказывал, решаясь на разговоры только в крайних случаях. Для этого у него были подчиненные, которые умели хорошо и складно объяснять, что да как.

Петр Михайлович аккуратно вел машину по ярко освещенным улицам ночного города и вспоминал свою молодость на "Скорой". Вспоминал коллег, фельдшеров, водителей. Он помнил каждую машину, на которой совершал свои выезды сутки через трое, а иногда и чаще. Он и сейчас мог найти такие районы города, о которых имели довольно слабое представление даже таксисты. Помнил каждую смерть и каждого спасенного... Хотя вряд ли – скорее всего, он лукавил. Невозможно помнить столько людей, которых ты доставил в центральную клиническую больницу, ногами открывая дверь в приемное отделение. Невозможно помнить свое кладбище, можно только вспоминать отдельные холмики на нем, отметки о прожитых годах. Они пили почти всегда молча, умалчивая о том, о чем думали, хотя их вечеринки порой бывали крайне шумными, пока кто-нибудь не начинал говорить о работе. И тогда чья-нибудь жена тихо кивала таким же, как она, – терпеливо ждущим, когда все кончится. И все мирно кончалось, все расползались по своим норам до следующей смены.